Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на «Брюссельском форуме 2009», Брюссель, 21 марта 2009 г.

488-31-03-2009

Филип Стивенс (модератор): Вначале я хотел бы задать вопрос г-ну Лаврову. Недавно мы услышали от российского президента, что Россия желает создать новую систему договоренностей по обеспечению европейской безопасности. В Европе это вызвало массу вопросов. Во-первых, что это означает? Мы недостаточно осведомлены. И, во-вторых, не является ли это еще одной попыткой России оторвать нас от НАТО?

Не могли ли бы Вы, г-н Лавров, объяснить нам, в чем заключается этот план и как он вписывается в уже существующую архитектуру безопасности?

С.В.Лавров: Большое спасибо за этот действительно новый вопрос.

Чувствуем ли мы себя в безопасности в рамках евроатлантического пространства? Да, у нас есть организации, и не одна. Мы взяли на себя политические обязательства. Мы разработали принципы, которые закреплены в документах ОБСЕ и в документах Совета Россия-НАТО. Они касаются неделимости безопасности как одного из важнейших принципов, не говоря уже, разумеется, о территориальной целостности и суверенитете.

Никто не ставит их под сомнение. Но некоторые из них, особенно относящиеся к сфере «жесткой безопасности», существуют в форме политических обязательств, но, похоже, не работают. Они не работают уже очень давно - с момента распада Советского Союза, когда договоренности и политические обязательства касались, в первую очередь, нерасширения НАТО.

Затем, когда первая волна расширения НАТО все-таки состоялась, была достигнута договоренность не размещать значительные боевые силы на территории новых членов альянса, но она также не была реализована.

Затем нас заверяли в том, что расширение НАТО имеет целью включение в организацию только стран Восточной Европы и государств Балтии, а вам, мол, не следует волноваться, этот шаг укрепит безопасность. Эти страны, с их понятными опасениями и исторической памятью, находясь в НАТО, будут чувствовать себя в безопасности и «успокоятся». Ничего этого не произошло.

Согласно принципу неделимости безопасности, ни одно государство не должно обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других. Это обязательство было принято на высшем уровне в ОБСЕ, в Совете Россия-НАТО, однако мы просто не видим, чтобы он применялся на практике. Не буду говорить о военных базах, которые вплотную приблизились к российской территории, не буду говорить об известных шагах в сфере противоракетной обороны. Все это вам известно.

Поэтому, если мы по-прежнему поддерживаем эти принципы, предлагаем собраться и сделать их обязывающими. На проходившем в Бухаресте около года назад саммите Россия-НАТО мы хотели принять совместную декларацию, но она не встретила одобрения, потому что нам не удалось договориться относительно включения в нее ссылок на основополагающие документы Совета Россия-НАТО, в которых говорилось о том, что никто не должен обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других.

Конечно, у нас есть вопросы. Почему дело обстоит таким образом? Мы просто хотим выяснить, являются ли эти одобренные принципы обеспечения военно-политической безопасности по-прежнему действительными для всех членов евроатлантического пространства. И если да, то почему не сделать их юридически обязывающими?

В рамках этих усилий и нового Договора мы также хотим согласовать критерии урегулирования конфликтов, дабы в отношении Косово не действовал один стандарт, а в отношении всего остального - другой.

Следует отметить, что процесс контроля над вооружениями тоже находится в состоянии кризиса. Под абсолютно надуманными предлогами наши коллеги из НАТО не ратифицировали адаптированный ДОВСЕ, вновь и вновь пытаясь смешать в одну кучу юридически обязывающий ДОВСЕ и политические обязательства. Потом, когда Россия выполнила и эти политические обязательства, известные как Стамбульские обязательства, появились новые толкования шагов, необходимых для ратификации НАТО адаптированного ДОВСЕ.

Поэтому в рамках этих усилий мы хотим также согласовать принципы контроля над вооружениями, сделав их юридически обязывающими. Это не должно подменить усилий по возрождению режима ДОВСЕ. Но мы хотим, чтобы в отношении ДОВСЕ эти шаги продолжались и чтобы они не ограничивались российско-американским диалогом. Европейцы должны участвовать в этой работе, поскольку в конечном счете речь идет об обычных вооруженных силах в Европе. Рассчитываем на их активное подключение к этим усилиям. В этом контексте мы приветствуем инициативу Франка-Вальтера Штайнмайера о созыве в июне этого года в Германии совещания экспертов высокого уровня для рассмотрения ситуации вокруг ДОВСЕ.

Итак, речь идет о переподтверждении принципа неделимости безопасности; о создании механизмов, которые должны быть задействованы в том случае, когда любой из участников этой договоренности не будет чувствовать себя в безопасности; о критериях урегулирования конфликтов; о принципах контроля над вооружениями. И, конечно, в новом предлагаемом нами договоре могло бы также найти отражение новое качество сотрудничества в противодействии терроризму, нераспространению оружия массового уничтожения и другим угрозам и вызовам, с которыми все мы сталкиваемся в настоящее время.

Почему нельзя сделать этого в рамках существующих структур? Ответ очень прост. НАТО заботится о безопасности своих членов, Организация Договора о коллективной безопасности - своих. СНГ, Европейский союз с его европейской политикой безопасности и обороны – все эти структуры представляют собой клубы или организации для обеспечения безопасности.

ОБСЕ является универсальной организацией, и никто, в том числе Россия, не подвергает сомнению ее принципы. Но ОБСЕ уже давно игнорирует вопросы «жесткой безопасности». В рамках этой Организации существуют Форум по сотрудничеству в области безопасности, Ежегодная конференция по обзору проблем в области безопасности в Европе, где эти вопросы должны обсуждаться. Однако никакого движения здесь нет. Мы хотим изменить такую ситуацию. Мы стремимся задействовать ОБСЕ, которая до сих пор действительно игнорировала эти вопросы. В конце июня я планирую посетить Вену для участия в Конференции по обзору проблем в области безопасности в Европе.

Вторая проблема в отношении ОБСЕ заключается в том, что в нее входят страны, но не входят организации. А мы считаем, что новый Договор должны обсуждать все государства-участники, а также все организации, занимающиеся вопросами безопасности на нашем общем пространстве.

Наконец, относительно юридических обязанностей и обязательств. ОБСЕ не является юридически обязывающей организацией. В ней, как и в Совете Россия-НАТО имеются только политические обязательства, но не юридические обязательства. Обязательства же в НАТО являются юридически обязывающими. Тем самым создаются различные уровни безопасности.

В целом, эти размышления и легли в основу нашей идеи.

Ответы на вопросы:

С.В.Лавров (говорит после вступительных комментариев Х.Соланы): Мы хотим, чтобы в эти усилия были вовлечены не только ОБСЕ, но и все организации, занимающиеся вопросами безопасности на нашем пространстве.

Во-вторых, относительно трех измерений безопасности и того, что можно идти дальше лишь в том случае, если все они будут рассматриваться в пакете. Никто не ставит под сомнение гуманитарную или экономическую корзины ОБСЕ. Гуманитарная составляющая ОБСЕ имеет свои собственные механизмы, которые работают и дают результаты, иногда с трудом, но работают. Что касается сферы «жесткой безопасности», то здесь полный ноль.

И, кстати, если говорить о связи между «жесткой» и «мягкой» безопасностью, то когда проводились переговоры по вопросу об объектах противоракетной обороны в Европе, разве кто-либо увязывал этот вопрос с правами человека или демократией? Какова была связь с третьей корзиной, когда создавались военные базы в Румынии и Болгарии?

Так что давайте просто постараемся понять, что в сфере «жесткой безопасности» наблюдается настоящий провал. Мы хотим поправить положение в этой области, не ставя под сомнение всеобъемлющий подход к безопасности. Просто давайте устраним этот дисбаланс.

Вопрос: Г-н Лавров, Вы сказали, что в 1989 или 1991 году, когда распался Советский Союз, был достигнут ряд договоренностей. Одна из них – не расширять НАТО на Восток, другая – на территории бывших стран Варшавского договора не должно быть вооруженных сил США или западных стран. Прежде всего, не известно, существовали ли такие договоренности. Возможно, они были устными. Вопрос: как и каким образом НАТО сейчас угрожает России?

С.В.Лавров: Вопрос был задан, и я отвечу на него утвердительно. Да, к сожалению, это были устные обещания и обязательства. Но очень твердые устные обещания.

И, по правде говоря, думаю, мы были наивны. Те, кто принимал эти обещания, были наивны. Я читал протоколы переговоров на высоком уровне. Знаю, о чем говорю. А в основе этого наивного подхода лежало убеждение, что после Советского Союза наступает новая эпоха, и «все будут друг другу братьями и сестрами». Этого не случилось. Однако да, это были устные обязательства.

Что касается присутствия вооруженных сил США в Восточной Европе, то в процессе строительства находятся две военные базы - в Румынии и Болгарии. И это – факт, уже не устная форма, а вполне материальная.

Что касается угрозы для России со стороны НАТО. Достигнутые в 90-е годы между Россией и НАТО договоренности состояли в том, что Совет Россия - НАТО - не «26+1», а «27 членов». И каждая страна должна участвовать в своем национальном качестве. Это, естественно, никогда не работало на практике, что является еще одной проблемой, с которой мы сталкиваемся.

Вы знаете, что мы рассматриваем НАТО как реальность. Мы хотим сотрудничать с ней. Мы видим потенциал для такого сотрудничества: Афганистан, совместный контроль за воздушным пространством, целый ряд других сфер - совместимость сил по поддержанию мира и т.д. Однако нам не нравится, что НАТО берется судить обо всех и обо всем. И что НАТО бомбила Югославию без какого-либо законного основания, без одобрения со стороны Совета Безопасности и в нарушение Устава ООН. Новая стратегия или доктрина НАТО, - в принципе, это открытый материал - включает в себя все большее число сценариев, когда можно использовать силу, причем не обязательно с санкции Совета Безопасности. Это беспокоит нас, поскольку мы действительно считаем, что международное право должно быть универсальным и что сфер привилегированной безопасности существовать не должно.

Мы просто не понимаем, почему НАТО расширяется. Мы не понимаем, почему эта военная структура продвигается к нашим границам. Отдельный вопрос - противоракетная оборона. В течение последних лет мы без всякого шума сокращали свое военное присутствие в Калининградской области. И при этом мы будем иметь Третий позиционный район глобальной противоракетной обороны США?

Естественно, мы не понимаем, почему НАТО, или некоторые члены НАТО, по существу толкают Украину в альянс, когда за вступление в него выступают лишь 18 процентов населения Украины. И почему НАТО по-прежнему говорит, что Грузия должна стать членом НАТО, когда нынешний грузинский режим использовал грубую силу в нарушение всех своих международных обязательств.

И самый последний момент, который я хотел бы отметить, и не хочу делать из этого секрета. Перед тем, как господин Саакашвили отдал приказ о нападении на Южную Осетию, мы проводили весьма интенсивные переговоры с Кондолизой Райс. Я неоднократно спрашивал - почему вы не убедите их в том, что надо подписать соглашение о неприменении силы? Почему вы не прекращаете поставлять им наступательные вооружения? И она сказала мне - не волнуйтесь. А на мой вопрос, почему в этой ситуации вы втаскиваете их в НАТО, она сказала - не волнуйтесь, если он применит силу, он может забыть о НАТО. Итак, он применил силу.

Согласен с тем, что любая страна имеет суверенное право выбирать своих партнеров и выбирать тех, с кем вступать в альянс. Возьмем Украину. Я говорил о том, что, по опросам общественного мнения, к членству в НАТО стремится менее 20 процентов украинцев. В случае с Грузией альянс был назван «школой демократии». Какая же должна быть демократия, чтобы развязать агрессию и лишить жизни сотни и сотни мирных жителей? Оставим это выяснять членам НАТО.

Но я, безусловно, хотел бы поговорить о проблемах ОБСЕ. Да, консенсус означает, что у каждого члена есть право вето. Так оно и есть, за исключением механизма «консенсус минус один», который применяется в случае нарушений прав человека. Насколько я помню, этот механизм «консенсус минус один» был согласован в Москве в 1991 году сразу после путча и непосредственно перед распадом Советского Союза, и он продолжает действовать.

Да, ОБСЕ нуждается в определенном обновлении. В течение трех, четырех, может быть, пяти лет Россия вместе с некоторыми другими странами продвигала идею переговоров по принятию Устава ОБСЕ. Ее называют организацией, но она не является таковой. Она не обладает правоспособностью. Мы внесли ряд документов, которые в случае их согласования обеспечили бы больше транспарентности в действиях ОБСЕ в том, что касается наблюдения за выборами, сотрудничества с неправительственными организациями, создания полевых миссий и их мандата. Мы хотели бы, чтобы они соответствовали положениям существующих документов.

Мы также предлагаем покончить с неприемлемой ситуацией с бюджетом ОБСЕ, когда любая страна может заявить о своем желании внести внебюджетный взнос на конкретный проект в стране N. И такое предложение, не проходя через Постоянный совет или какой-либо межправительственный орган, немедленно получает статус проекта ОБСЕ. Таким образом, кто угодно может делать все, что захочет, в любой стране под эгидой ОБСЕ. Это неправильно. Это вызывает ненужные подозрения. Когда некоторые не хотят рассматривать возможность обеспечить транспарентность и ясность для всех условий работы ОБСЕ, то мы, конечно, считаем, что эти лица просто хотят использовать ОБСЕ с ее весьма неясными правилами и практикой для задач, которые не поддерживаются ОБСЕ.

Я согласен с тем, что возведение чего-либо в ранг закона не означает, что безопасность будет обеспечена. Международное право, включая Устав ООН, неоднократно нарушалось. Но я считаю, что мы должны по крайней мере стараться быть честными друг с другом. И если мы берем на себя какие-то политические обязательства, которые продолжают действовать, то мы можем попытаться это сделать. И если мы все остаемся приверженными этим политическим договоренностям, то почему бы не сделать их юридически обязывающими и почему бы не посмотреть вместе с НАТО, вместе с ОБСЕ, вместе с Организацией Договора о коллективной безопасности, вместе с Советом Россия-НАТО, наконец, и вместе с Европейским союзом, конечно же, не можем ли мы разработать механизмы, которые не затронут все эти организации с их собственными правилами, но будут приемлемыми для всех и применяться всеми. У нас нет ответа на вопрос, как это может работать и будет ли это работать вообще. Но мы считаем, что стоит попытаться это сделать.

Согласен, что говорить о Договоре на сегодняшний момент преждевременно. Мы хотим обсудить суть этих проблем, посмотреть, проявят ли люди реальную заинтересованность в том, чтобы каждый чувствовал себя комфортно. Х.Солана признал, что большинство европейцев нынешняя ситуация устраивает. Американцев устраивает. Но третья опора, как вы нас называете, европейской безопасности, т.е. Россия, не чувствует себя подобным образом.

Это приглашение к диалогу. Я бы, безусловно, приветствовал достижение такого этапа в ходе этих обсуждений, может быть немного позднее, когда мы бы уже ответили на все вопросы и начали разработку конструктивных идей. Есть надежда, что это произойдет. Мы уже обратились с таким приглашением к некоторым аналитическим центрам в России, Германии и Франции. Они ведут совместную работу, организуя ряд конференций для выдвижения различных идей. В любом случае, нам просто нужно мнение со стороны по всем этим вопросам: по противоракетной обороне, по Стамбульским обязательствам, связанным с ДОВСЕ, по расширению НАТО как пространства демократии и безопасности.

Вопрос: Г-н Лавров, каков уровень Ваших стремлений относительно этих новых договоренностей в области безопасности? Имеется ли в виду, что у России должно быть право вето на договоренности в области "жесткой безопасности" на европейском континенте? Или же речь идет о том, что они могут быть использованы для достижения общей позиции НАТО и России в том, что касается общих внешних угроз за пределами Европы, например, по вопросу нераспространения, Ирану и Северной Корее?

С.В.Лавров: Мой ответ на первый вопрос - нет, да - на второй вопрос, но это относится не только к Ирану и Северной Корее. Речь идет о нашем ощущении безопасности. Да - в отношении общей позиции. Я только что сказал, что у нас нет готовых рецептов, мы хотим честного обсуждения.

Что касается предложения забыть историю, то если речь идет о том, чтобы забыть основу сотрудничества между Россией и НАТО, то «откровенная» дискуссия у нас получается. Но я надеюсь, что Вы все-таки не предлагаете нам забыть все взятые на себя обязательства. И я уже приводил примеры, когда такие обязательства не выполнялись другой стороной в Совете Россия – НАТО.

Второе. Мы не идеальны. Как было сказано в известном фильме, никто не идеален. И я надеюсь, что это также понимают все, в том числе и наши американские партнеры. Думаю, что послание, которое Президент Обама направил вчера иранскому народу и правительству, является примером того, какой должна быть самокритика, в том числе со стороны людей, занимающих самые высокие посты. Это пример, которому необходимо следовать.

Что касается противоракетной обороны, то в целом мы выступаем за совместное сотрудничество на равноправной основе. Но нам говорят, что это особый вопрос, что исходящая с юга угроза Европе и Соединенным Штатам может быть отражена с помощью только вот такого конкретного ответа, а когда мы пытаемся представить наш собственный анализ, предлагая альтернативы, нам говорят, что это, возможно, тоже может пригодиться, но основная часть системы будет своя. Даже в Соединенных Штатах бюджетным комитетом конгресса был распространен доклад, в котором предлагается, по меньшей мере, три альтернативы третьему позиционному району в Польше и Чешской Республике. Американские ученые говорят о возможности использования беспилотных летательных аппаратов для отражения угрозы ракетного нападения в Западной Азии и Восточной Азии. Да, мы готовы сотрудничать в противодействии таким угрозам. Мы их воспринимаем серьезно. Но мы хотим сотрудничать на честной основе, когда ни у кого по определению или ex officio нет интеллектуального превосходства. Давайте будем думать вместе.

Что касается Сибири и Дальнего Востока, то мы действительно собираемся увеличивать наши инвестиции в этих регионах. Мы приветствуем иностранные инвестиции, в том числе из Японии и Южной Кореи, обсуждаем возможность реализации конкретных проектов и привлечения предпринимателей.

Хавьер, в августе 2008 года Вы заявили о своей озабоченности. Мы же были возмущены. Это была неприкрытая агрессия, нарушающая международные обязательства Грузии, под которыми подписался президент Саакашвили, и он отдал приказы убивать миротворцев и гражданских лиц. Так что, я могу согласиться с тем, что это было абсолютно неприемлемое поведение, и я надеюсь - и это, кстати, касается наших предложений по обсуждению европейской безопасности - что мы еще раз упомянем в юридически обязывающем документе, что никто не должен использовать силу для решения конфликтов, находящихся под международным наблюдением.

Наконец, что касается Вашей озабоченности в связи с газовым кризисом, то, я надеюсь, Вы также будете разговаривать и с транзитными странами. Два года назад, когда это произошло в первый раз, Вы в Брюсселе предложили нам создать механизм раннего предупреждения. Мы сказали: «Хорошо, но давайте включим в этот механизм раннего предупреждения транзитные страны». Реакции от Брюсселя не последовало, и ее нет до сих пор. Я не знаю, каким образом это обсуждалось, и почему мы потеряли столько времени и не разработали такой механизм раннего предупреждения с участием производителей, потребителей и транзитеров.

Кстати, если Вы посмотрите на восточную часть России, то увидите, что мы продаем углеводороды Китаю. Теперь мы начали продавать сжиженный газ в Японию, там у нас много клиентов, и ни разу не происходило сбоев в поставках. Не подумать ли Вам над тем, почему это происходит, почему только на западном направлении у нас регулярно происходят срывы поставок? Мы готовы обсуждать это открыто. Считаем, что мы заключили с нашими украинскими коллегами справедливое соглашение, которое приветствовала Европа, способствовавшая достижению этого соглашения; так давайте выполнять эти соглашения и давайте сделаем так, чтобы все участвовали в этом механизме раннего предупреждения и в его, как мы надеемся, бесперебойном функционировании.

Томас Моперетас: Может ли Россия изменить свою политику и попытаться начать уговаривать других вместо того, чтобы им угрожать?

С.В.Лавров: Ответ очень простой. Если говорить серьезно, я думаю, Вы вправе выступить со смехотворным заявлением и гордиться собой, если хотите. Я хочу, чтобы позиция России была понятна. Российская внешняя политика призвана не запугивать, а добиваться справедливости. Именно к этому мы стремимся. И когда мы то и дело сталкиваемся с несправедливостью в отношениях с нашими партнерами, с нарушением обещаний, невыполнением обязательств, мы испытываем беспокойство.

В продолжение того, что сейчас сказал Хавьер, замечу, что между Россией и Евросоюзом, между Россией и НАТО подписан ряд документов, на которых и основываются наши отношения, и эти отношения представляются очень ценными. У нас с вами есть четыре общих пространства и четыре «дорожные карты» для работы в этих четырех пространствах; в том же документе мы заявили, что интеграционные процессы на всем постсоветском пространстве и в Европейском союзе должны идти в едином ключе, не исключать, а дополнять друг друга.

Кроме этого, Хавьер упомянул о «Восточном партнерстве». Нас обвиняют в попытках запугивать давлением. Что же такое «Восточное партнерство»? Не это ли запугивание давлением, в том числе Беларуси, о которой вы проявляете такую заботу - вот что хотелось бы понять? А когда мой хороший друг (Карел Шварценберг) открыто заявляет о том, что в случае признания со стороны Белоруссии, она может забыть о «Восточном партнерстве». Как это назвать - угрозы, шантаж или демократия в действии?

Сначала нам говорили, что «Восточное партнерство» создается для сотрудничества, в том числе в какой-то мере и с Россией. Но после подобных заявлений у нас возникает вопрос: а не призвано ли оно сбить страны с того курса, который они должны выбирать свободно?

И еще одно замечание по поводу России, НАТО, Афганистана и взаимного интереса: наш посол, который присутствует сейчас в этом зале, на протяжении всего последнего времени пытался добиться согласия относительно того, чтобы в формат переговоров НАТО и стран Центральной Азии по Афганистану вошла Россия. У него ушло немало сил только на то, чтобы продвигать это предложение. Если вы хотите сотрудничать с нами по Афганистану, почему вы разговариваете отдельно с нами и отдельно с Центральной Азией; почему бы не провести переговоры по линии НАТО - Организация Договора о коллективной безопасности, которая ведет активную работу по пресечению торговли наркотиками в Афганистане? И с этим вопросом мы «стучимся в дверь» НАТО вот уже пять лет.

Отвечу на три высказанные замечания. По поводу привилегированных отношений мы неоднократно поясняли, что те страны, с которыми нас связывают многовековые отношения, не могут для нас ничего не значить. Точно так же и Россия занимает для них особое место. Миллионы мигрантов из этих стран зарабатывают в России, чтобы помочь своим семьям. Нас связывает столь многое, что этого нельзя не принимать во внимание, и я надеюсь, что это понятно.

Мы не против того, чтобы у кого-то из наших соседей были с Европейским союзом хорошие отношения, общие проекты и задачи. Вот уже несколько лет мы ведем с Евросоюзом переговоры, пытаясь разъяснить, что изоляция Беларуси — это ошибка. Мы вели переговоры с Парламентской ассамблеей Совета Европы, где Беларусь была временно лишена статуса специально приглашенного государства. С тем чтобы исправить это положение, мы будем содействовать проведению совещания с участием представителей Беларуси и европейских структур. Мы ничего против этого не имеем. Напротив, мы лишь выиграем, если и Россия, и Европейский союз будут придерживаться принципа «мы не ведем игр в этом регионе, и не выдвигаем странам порочных ультиматумов: или вы с нами, или вы против нас».

Несколько лет назад из одной из близлежащих европейских столиц предлагали именно это: эти страны должны решить, с кем они. Мы не хотим, чтобы некоторые наши западные друзья, путешествуя в Центральной Азии, говорили принимающим их президентам: «Вам придется выбирать, чем быть: колонией России или частью свободного мира». Это неприемлемо. В этой игре законными правами этих стран полностью пренебрегают, а к самим этим странам не проявляют никакого уважения. Поэтому отвечу: да, мы хотим вести такую работу сообща, мы хотим вести ее открыто, мы понимаем интересы Европейского союза и Соединенных Штатов в Центральной Азии: это углеводороды, это маршруты транзита, это борьба с терроризмом и нераспространение. Эти интересы нам понятны, но мы хотим, чтобы их реализовывали понятным и прозрачным путем, а не с помощью подковерной возни и наушничания.

Эти эмоции мне вполне понятны. Я могу сказать только, что надеюсь, что у грузинского народа появится руководство, которое будет ставить во главу угла интересы грузинского народа, а не отдавать приказы об убийстве людей, которых само же объявило своими гражданами, и которое будет уважать своих соседей и жить со всеми в мире.

Что касается Ирана, могу сказать только, что согласен с тем, что отметил Хавьер. Что сделать, чтобы гарантировать, что у Ирана не будет ядерной бомбы? Прежде всего, нет никаких доказательств того, что Иран когда-либо собирался ее изготовить. Пока в Иране работает МАГАТЭ, оно контролирует все центрифуги, на которых нарабатывается низкообогащенный уран, применяющийся в качестве топлива. Для превращения его в оружейный уран необходимо произвести действия, которые будут немедленно зафиксированы камерами МАГАТЭ; если же камеры будут выключены, мы все равно будем знать, что случилось что-то, чего не должно было случиться.

Следует вести переговоры, проявлять уважение и привлекать Иран к работе во всех областях, которые мы обозначили в документе формата «три плюс три», предложенном Ирану, включая диалог по вопросам безопасности, не только по Ираку — что естественно, — но и по всему спектру проблем на Ближнем и Среднем Востоке: Палестина, Афганистан, Ирак, Ливан. Иран должен принимать конструктивное участие в решении проблем, а не быть одной из них.

31 марта 2009 года